Мой сайт

Получив свои хлеб и воду, они сыскали, меланхолично слоняющегося в свете убывающей луны инока и, теперь вместе, направлялись на берег, где паслись их расседланные и стреноженные кони. Там же в обнимку с торбой овса, скучал уже посланный кем-то мальчик-подпасок.
Самийло залез в торбу – сыпанул в рот овса, проверяя добр ли, и остался недоволен:
- Слышь, постреленок, неси-ка ты это назад, пусть конюший этим овсом ваших волов и свою жинку кормит! Это же кони, а не быки- кастраты! Это же понимать надо! Ну ты посмотри - прислал говнеца козакам, анафема! – Однако и мальчишка был не промах, - тоже извлек из мешка жменю – и тоже пожевал:
- Да и как я поволоку такой лантух – мине его сторожить велели, а не таскать. Не пиздел бы ты зазря, дядя, - хороший овес, -медом пахнет! – независимо сплюнул он.
- То-то что медом, - поучительно поднял указательный палец Корж, клещ его поточил, - вот тебе и мед... Иди я тебе чего дам, пацан, – он запустил руку в карман шаровар. Пастушок подбежал за гостинцем, но Корж, вместо угощенья, словил маленького грубияна за ухо:
- Я тебе не дядя, сопля ты зелёна! Я больше на Конских водах татарчат попорезал, чем ты срал! Понял теперь, кто я?!
- Понял, понял, пусти! – заверещал преувеличенно пастушок.
- Ага, дошло! – Так кто я? – В ожидании восторгов, Корж сладко зажмурился.
- Убивец ты, вот кто!
- Вот те на! – Корж разжал пальцы, и мальчик отбежав, обернулся, топнув ногой, прокричал – Вот погоди вырасту – женюся, заведу сына Митю, а тот рОдит сына Ваню. А ты будешь старый – старый-престарый. И он, Ваня, найдет тебя, и он убьеть тебя, скотина! А как он тебя жизни решит - я тада приду, а я буду еще не старый, и вот этими вот руками - пастушок вздел к небу тонкие грязные ручонки - я тебе дохлому сперва ноги отрублю, и в Непру сомам закину, потом руки, и тоже нафиг, к рыбам, понял, гад? А потом, потом... он не находил слов, чтобы нарисовать картину пострашней.
- Не напрягайся соображением, дите! – Махнул добродушно рукой козак. – Я знаю чего потом! Потом вы, с внучком Ванечкой и сыночком Митенькой, отрубите мне башку и насадите ее на ратище посреди ланов широкопольих -   дело известное! Эх дожить бы до славного денечка! - Козак от души посмеялся - Дуй давай за конюхом серунишка, скажи пусть волокет, пока Я за ним не пошел... - У-у-у! - запорожец сделал страшное лицо.
Мальчик, от такого еще горше заплакал, да так в голос завывая и побрел за конюхом, который не дожидаясь прихода Коржа, приволок овса в два раза больше чем нужно трем коням, рассыпался в извинениях за недосмотр:
- Опростите, господа запорожцы - овес не наш, не хозяйский - с Романковской ярманки - подсунули, воры... Неужто мне овса жалко?! А на малого не серчайте, господа козаки – на сироту от. Мамка ево побегла от них после родов, батька тиун наш и думать позабыл про сыново воспитание – сыт и ладно, а дите совсем от рук поотбилося... - Ох и бешенное дитё! Ну сумашешше дитё, право слово - чистый волчек, - мы так его и прозвали –Сирко... А вообще он ничего, Ванек-то – старательный хлопчик, вникает – коней ваших порасседлал, все сложил по-хозяйски, и вольтрапы развесил сушиться
- Дерзкий мальчик, безобразный вполне, что и говорить, - одобрительно покивал Самийло, пропустив мимо ушей рассказ о хозяйственности подпаска. – Так, говоришь, паря, жульничают на ярманке в Романкове...
- Та не то слово, пане козаче! Не торговые люди, - анчихристы.
- И что же для них гнев гетмана Ружинского - так себе? – Конюх только руками развел – мол, что ж тут поделать - такие вот они люди романковские эти и гетман для них не гетман.
- А мне, вот, - завсегда все самое лучшее продают, а то и вовсе бывает дорют, - пожал плечами Самийло, как бы сам удивляясь своему везению. - Ну, ступай, раб Божий – мы уж тут сами – и коней выкупаеми, сами освежимся с дороги... Вы хоть поили их, коней –то?
- Как не попоить! Как просохли лошадки с дороги – так мы их и попоили, господин козак, - уже из темноты, уходя, отозвался конюх.
- Мы не паны и не господа, имени довольно, понял ? – крикнул ему в след Самийло, но конюх ничего не ответил - то ли был далеко уже, то ли было ему все равно, как звать.

....Лошади как и люди радовались купанию после долгого пути по раскаленной степи - они без понуканий сами вошли в воду, нюхая пахнущую кувшинками воду. Отделившись от плещущихся козаков они сперва вволю набрызгались, насербались и навалялись на песчаном мелководье, и только потом вернулись к хозяевам, требуя внимания и ласки. Агафон вывел на мелководье Елгу и, подражая товарищам, старательно, ребром ладони отжал воду из ее мягкой шерсти:
- Иди, иди, давай, на берег, - замахал он на кобылу руками – лошадь неожиданно присела на задние ноги вскинула копыта. Напуганный инок шарахнулся назад, на глубину, - упал на спину фыркая и отплевываясь.
- Гапон, ну ты чего? - засмеялись козаки.- Для нее твои руки - считай передние ноги, ты машешь и она себе – машет, играет, значит.
- Хороши игры, а если по башке копытом, - приходя в себя, - поинтересовался Агафон.
- А ты не махай на неё, и башку не подставляй, - посоветовал Семен.
- И не подходи к ней сзади, да и спереди – поосторожней, не ровен час укусит...
- Что ж она собака – кусаться?! - Проворчал пристыженный инок.
- Та говорят же ж тебе - она играючи. Но животина, она и есть - животина,.. и татарских кровей - вот и дурит. Пошли что ли – надо еще покои осмотреть, что нам такое отвел гетман - должно быть что-то неописуемое, - зевнул Семен.
- А зачем ее осматривать комнату эту, - удивился привередливости товарища Агафон.
- А затем чтобы с собственными мудьями во рту, да в Аду не пробудиться, - серьезно пояснил Самийло.

- Жизнь на войне приучает человека ценить часы отдыха и сна. Равно как и использовать каждый отпущенный Богом час бодрствования, для достижения преимущества над противником. – Евстафий по военной привычке спал мало, просыпался рано, - мог вздремнуть и в седле и на голой земле, положив в изголовье булыжник. Его не смутил вчерашний отказ козаков от угощения – не хотят и не надо – он не усмотрел в этом признаков холодности или недоверия. Спал крепко и проснулся еще до рассвета с чувством уверенности в успехе предстоящих переговоров . Солнце еще не взошло когда он, одевшись и пробормотав «Отче наш», вышел на росистую лужайку перед домом едва не столкнувшись с Глафирой. А та-а-а... Только-только что задом наперед выбралась через окно из комнаты гостей. Заслышав шаги гетмана, прижимая к груди скомканную одежду, она шмыгнула за дом и там стала поспешно надевать одну за одной, через голову спидныци – краснея, бледнея, поминутно осеняя себя крестным знамением и, непонятно чему, улыбаясь.
Евстафий развернул на влажнов от росы спорыше шелкОвый плат и извлек на свет Божий, три года назад, оставленные ему ночным гостем ханжары.
По своему обыкновению он поиграл немного ножами, потом, выполняя рИпоны, полукруги, боковые и круговые перемещения, вспомнил добрую науку пленного московита, обучившего его премудростям «бузы» - скобарскОго ближнего боя. Почувствовав что мозг его вполне пробудился, Евстафий попытался закончить схватку с воображаемым противником, перекатившись через спину и поразив его в пах сразу двумя ножами, но уже переходя с шага на подшаг почувствовал, что недостаточно быстр в это июньское утро и от того пришлось перестраиваться - делать увод защиты не левой, а уже правой рукой. И с этим не заладилось как-то - от того что у не удачно перевел клинок врага в терс. Впрочем этого, вроде, бы хватило, чтобы вторым клинком, достать пах несчастного воображемого врага. Но вот это самое «вроде» оставляло какой-то неприятный осадок – как буд-то что-то не так, и не только со всеми этими перекувырками, а что то еще.Так и не решив - удалось завершить бой, по-настоящему серьезно, ранив воображаемого врага, или нет Евстафий отогнал сомнения. Просто подышал полной грудью, восстанавливая дыхание и отгоняя пустые сомнения .
Подставляя хонджары под разными углами, лучам восходящего солнца, ловя бегающие по лезвиям голубые искорки, он все еще любовался узором темной, почти черной стали, когда из-за дома с охапкой бурьяна по-утиному покачивая бедрами появилась Глафира:
- Ой, это вы?! И чевой-то вам не спиться Евстафий-свет вы Осипович, в такое то утро?! –Зоревали бы себе, - она притворно зевнула, пряча по-кошачьи бледно-розовый рот в охапку донника.
- Не зорюется мне без тебя Глаша, - сон мне приснился вот про тебя нехороший: как будто бы ты сидишь на черепахе с видом царицы и вся из себя такая важная... А по бокам у тебя стоим я и мурза, с младенцами на руках, а ты нас, мое серденько, за срамные места держишь – вот так! – Евстафий показывая как, воздел руки и хонжары вспыхнули голубыми и оранжевыми искрами. В черных глазах девушки мелькнул испуг - и гетман, обронив в траву опасные игрушки, шагнув ей навстречу, сделал попытку помять груди: – а тебе чего не спится, мое сонечко? Ты это... - спидныцю поменяй, кыця! – Сильно позапятнал я тебе ее вчера! - Ружинский озадаченно уставился на мятую всю в белых пятнах юбку Глаши.
- Ой, и вправду, поменять надо! – завертелась на месте деваха. – Вы ж такой горячий, что, моя одежда от вас совсем теперь нехороша. Так шо половина вашего сна, там где про вас, ото как кажуть сон у руку, а там где про мурзу – пустое. Я ж ваша Евстфий Григорьич и ничья-ничья больше! Намедни вы так уж сладко меня целовали, так сладко что я после тех сладких поцелуйчиков, всю ночь глаз не сомкнула, - маялася... - она вполне натурально зарделась. - За травкой, за укрепляющей для вас, Евстафий Осипыч, вот сходила – показала наспех надерганный веник. - До света, по росе... собрала уж... – пролепетала и отстранилась стыдливо – на поляну, твердо ступая мослатыми ступнями по влажному спорышу, вышли Семен и Самийло, могущие засвидетельствовать каждое ее слово - взаправду не сомкнула глаз Глаша, да и кто бы ей дал спать - шутка ли сказать - два козака и странствующий монах, с его охами-вздохами – какой уж тут сон.
С обнаженными, покрытыми шрамами, жилистыми торсами, с саблями-бутуровками в руках, в другое время козаки подействовали бы устрашающе на случайного прохожего, но сейчас, зевающие и потягивающиеся, выглядели они вполне мирно, по-домашнему - не воинственней хозяйки, направляющейся в коровник с подойником в руке, а плетущийся за ними следом Агафон и вовсе вызывал жалость всклокоченной бороденкой, и спутанными волосами. Глаша-то знала-ведала - от чего он так плачевно выглядит –до рассвета рукоблудил лицом к стене, не пуская девку-затейницу в койку, святоша! Кто ж такому лекарь, а ей и козаков после гетманских ласк хватило почти што!
Протиснувшись между мужчинами и задев каждого, - кого грудью, кого бедром, ключница удалилась, шурша в белых разводах юбкой, унося прочь свой нелепый веник.
Кивнув гетману козаки прошли к оружейному сараю, где как инструменты в столярке, со знанием дела были любовно собраны орудия правильной подготовки к убийству человека. – Перебрав несколько учебных сабель, они выбрали себе сразу четыре – каждому по одной облегченной, с отверстиями по всей длине лезвия и по утяжеленной, тоже с отверстиями, но с отверстиями заклепанными свинцовыми блямбами. Тяжелая использовалась для укрепления кисти руки, а облегченная для совершенствования режущих ударов.
Воткнув свои сабли-бутуровки в землю, козаки поупражняли поочередно левую и правую руки утяжеленной саблей, потом уже только праву - облегченной - с необыкновенной быстротой чередуя кварты, терсы и моенсы, и закончили уже с двумя саблями в руках – утяжеленной и боевой, фехтуя между собой с необычным для раннего утра азартом. Ружинский забыл про купание – регулярное совершенствование приемов сабельного боя само по себе было делом рутинным, но его поразило КАК все это проделывали запорожцы! И, как выяснилось - не его одного: – когда Самийло и Семен закончили, раздались редкие хлопки - кавалер Левассер отдавал должное искусству лугарей аплодировал их заключительным довольно рискованным скользящим отбивам и коварным ремизам. - Уже уходя на реку, увидел гетман слоняющихся возле кухни заспанных, почесывающихся со сна бунчужных и прикрикнул на них, невольно сравнивая это безыдейное шатание с энергичныи появлением запорожцев:
- Вы паны бунчужные, скоро совсем забудете как врага одолевать-побеждать – на уме одни галушки в сметане, да тёти с сисЯми ! - рявкнул на нерадивых и ушел с казаками - купаться.
А со сметаной-то и вышло не по доброму - явился главный коморный и заявил что все молочное «скроз попропало» - услышав от гетмана, все что тот думал про своих работников, и высказав предположение что не иначе как ведьма накобявала, он ушел к своим подчиненным и скоро со стороны где располагались гетманские коморы донеслись звуки раздаваемых им оплеух и грохот падающих подойников.
- Работает человек со прилежанием, - уважительно прокомментировал Самийло, а гетман в ответ степенно усы разгладил – дескать у меня завсегда так, а то что с ряженкой да сметаной так вышло – это исключение из заведенного порядка.
Пока коморные метались во мраке кладовых в поисках свежей сметаны для Их Светлости - Его Светлость коротал время в обществе гостей, наблюдая, как в заводи Суры какой-то хитрец, надев на голову высохший шар тыквы, пытается приблизиться к стае крякв. Всякий раз, когда казалось, что охотнику вот –вот улыбнется удача, птицы неизменно отплывали на безопасное расстояние и снова принимались увлеченно трясти водяную ботву. –Деликатное покашливание за спиной отвлекло внимание Ружинского от созерцания борьбы человеческой хитрости с природной осторожностью птицы.
- Что еще? – спросил гетман не оборачиваясь.
-Коморные … начал управляющий и голос его горестно пресекся.
- Коморные попереломали себе руки ноги в поисках еды для своего дорогого хозяина и теперь умирают в мучениях... – Я угадал? – у гетмана было хорошее настроение и он не склонен был наказывать кого-либо в это прекрасное утро. – Предположение гетмана окончательно обескуражило тиуна – в описании покалеченных слуг он усмотрел недобрый знак.
- Никак нет Ваша Моцност – все живы здоровы.
- Ну так пусть заменят негодное и займутся чем нибудь полезным.
- Не извольте гневаться, но все молочное поиспорчено в том числе и молоко сегодняшней утренней дойки.
- Ну что ж пусть подадут к столу легкого вина и кумысу для мурзы – кумыс не прокис, надо полагать. – Тиун сложил подобие улыбки, давая хозяину понять, что шутку про и так уже кислючий кумыс он понял.
Татарин удовлетворился кумысом, француз – tartin au mie, а у ценители тузулука и саломахи в ожидании «легкого вина» деликатно отщипывали от паляниц и от нечего делать продолжали следить за охотником на уток, который, казалось, потеряв надежду – приблизиться к стае, затаился на противоположной стороне заводи. Птицы успокоившись принялись трепать водоросли с удвоенной силой, но мощный всплеск прервал их жор – потревоженная стая стала на крыло, и посвистывая перьями унеслась на острова. Две птицы стали добычей деревенского олуха – он выбрался на берег, пооткручивал уткам бошки и издалека раскланявшись перед Гетманом и козаками, поковылял забрать свой гарбуз, косолапо переваливаясь и волоча по песку отвисшие штанины верстьяных портков.
-Ну что ты скажешь – восхитился Евстафий, - прям тебе тактик, понимаешь. Провокация, увод защиты, атака, победа!
- Да хули здесь такого, - сплюнул Семен. – Столько в воде просидел двухдвух крякв добыл. Стрелой достал бы не хуже.
- Э Сеня, - не согласился Самийло, - стрелой достать это руку верную надо иметь. да глаз востр

<!-- /* Font Definitions */ @font-face {font-family:Wingdings; panose-1:5 0 0 0 0 0 0 0 0 0; mso-font-charset:2; mso-generic-font-family:a>uto; mso-font-pitch:variable; mso-font-signature:0 268435456 0 0 -2147483648 0;} * Style Definitions */ p.MsoNormal, li.MsoNormal, div.MsoNormal {mso-style-parent:""; margin:0cm; margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orph>an; font-size:12.0pt; font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-font-family:"Times New Roman";} @page Section1 {size:612.0pt 792.0pt; margin:72.0pt 90.0pt 72.0pt 90.0pt; mso-header-margin:36.0pt; mso-footer-margin:36.0pt; mso-paper-source:0;} div.Section1 {page:Section1;} /* List Definitions */ @list l0 {mso-list-id:510995103; mso-list-type:hybrid; mso-list-template-ids:-13>42152002 388243588 67698691 67698693 67698689 67698691 67698693 67698689 67698691 67698693;} @list l0:level1 {mso-level-start-at:0; mso-level-number-format:bullet; mso-level-text:-; mso-level-tab-stop:36.0pt>; mso-level-number-position:left; text-indent:-18.0pt; mso-ansi-font-size:12.0pt>; font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-font-family:"Times New Roman";} ol {margin-bottom:0cm;} ul {margin-bottom:0cm;} --> а тут не искусством, а филозофией, тактикой человек птицу взял.
- Взял и взял – хрен с ним, - не поддержал разговора Белый, -наскучило ему про этого селЯка.

   -Нужно ли описывать старания проштрафившихся слуг, желающих угодить своему строгому хозяину и его важным гостям за завтраком, предшествующем серьезному разговору? Нужно ли описывать здоровый днепровский голод козака склоняющегося еще влажным от купания чубом в миску с варениками, заправленных, шкварками с жареным луком,?Или все-таки стоит обратить внимание на изящную манеру держаться за трапезой, свойственную заморским гостям? – Изысканный Гийом де Боплан и непосредственный Солхат Аргын Ширин Мурза за столом украинского гетмана - не это ли пример добрососедства и взаимопроникновения культур разных народов? Многое, поверьте, не избежавшее пристального взгляда автора не вошло в это скромное повествование. Оно ограниченно рамками времени, которое ты, о мой нетерпеливый читатель склонен провести над книгой и требовательностью следователей днепропетровского ОГПУ. В чем я совершенно не сомневаюсь, так это в том, что было бы непростительной ошибкой обойти вниманием события того утра. - Как сейчас у меня перед глазами идиллическая картина: гости Ружинского и он сам сидят под навесом возле летней кухни, бунчужные, выслушав гневную траду гетмана, не сговариваясь направляются к оружейному сараю, выходят оттуда в одетых задом наперед тулупах. Вот они став в центр ганка, поочередно, что есть силы ударяют друг друга кулаком в грудь, прикрытую овчиной. Хорошо! Хорошо от веселого степного ветерка, от изысканного окружения, от замечательной молодецкой забавы. Все хорошо и все просто: ударяющий , всякий раз сбивает с ног ударяемого. После чего, последний, похрипев немного, поднимается и они меняются ролями. Особенно восхищен мурза - он, наотрез отказавшийся от затертых прошлогодним свиным салом вареников, подкрепляется специально для него,заквашенным по-татарски айраном, и то и дело восклицает
- Бат Угыр и Аслал, Бат Угыр и Аслал!
- Опять татарин сквернословит, - хмурился Семен. – Наши друг друга хуярят, а он скалится! «У гир насрал» - говорит, падлюка! И чего только Ружинский с ним цацкается?
- Татарина не говорила пльоха, - затараторил радостно мурза, обернувшись к Белому – ваши хурярят крепко, совсем как Бат Угыр и Аслал-бытыр хурярят!
- Евстафий Осипович, это что за угыр-магыры, про кого он это?- еще больше рассердился Семен.
- Да есть у них книга одна, старая – «Джагфар Тарифы» называется, там и описан поединок этих самых героев - пояснил Ружинский.
- Все ихние книги одна сплошная брехня! – Убежденно заявил Белый.
- Не казака, татарская книги не брехня! Твоя я зык говорит брехня! Я, твоя, ловить на Конских водах, резать твоя ухи и хохотаться, понял козака.?- По прежнему улыбаясь пообещал Солхат-Аргын.
- Не ссорьтесь, друзья! Мы ведь не на Конке, а на Суре - эти, Ружинский показал в сторону лужайки на которой гупали с нестихающей и однообразной силой удары, не знающих устали бунчужных, - они теперь долго не успокоятся. У наших иноземных гостей появилась замечательная возможность понаблюдать за этим, новым для них видом состязания в стойкости и удали, а я тем временем попробую прояснить нечто не менее занимательных чем братский поединок. -Друзья! Прошу внимания! Скушно, товарищи, козаку кушать вареники без сметаны, но я, гетман Ружинский - я сам с усами! А чтобы некоторые в том не сомневались - я прошу всех вас присутствовать при неких моих изыска-а-аниях. Это, конечно, не есть уровень, на котором столь успешно работают комиссары инквизиции Святейшего Престола, но у нас то и дело-то пустяшное. Так себе дельце, - можно сказать: тьху, чепуха одна, на репейном масле, а не дельце!- Ружинский покосился на Боплана, но тот невозмутимо намазал на хлеб белоснежный каймак.
- Об чем это он, - шепотнул вполголоса Белый своему другу.
– Шут его знает, - так же вполголоса ответствовал Корж. – Ушлый мужик этот Остап Григорич, - такому палец в рот не клади, враз нокти пообкусюет.
- Нокти это да! – не понял, но согласился Билый. Подумав, он опять прильнул к уху старшего товарища: - Слышь. чего это ты про нокти, -а, Самийло?
- Да не знаю я – это я так про нокти ляпнул - первое, что в голову пришло, - отмахнулся Корж, - не мешай смотреть.
Гетман тем временем отлучился ненадолго и вернулся с каким-то медальоном в руке. – Некоторое время он задумчиво бродил по поляне вращая на цепочке филактерий то в одну то в другую сторону и вглядываясь под ноги как буд-то что-то искал в траве.Через некоторое время он отрицательно помотав головой ушел с ганка к коморе, а от коморы к флигелю. Так переходя с места на место и держа амулет двумя пальцами, он внимательно наблюдал за его раскачиваниями. Наконец, закончив, и какое-то время подумав, он торжествующе блестя глазами громко кликнул слуг.
- Эй, вы принесите какую- нибудь, самую что ни на есть дрянную лопату и ненужное ведро.
- Ваша Моц, а где ж такое-то взять, в хозяйстве все нужное, заколебался работник.
- Ну так принеси САМУЮ ПЛОХУЮ лопату и САМОЕ ПЛОХОЕ ведро, дуралей, - рыкнул Евстафий. – Он не сомневался в правильности своих предположений - ему просто нетерпелось получить недвусмысленное подтверждение своей догадки.- Вернулся мужик с ржавой лопатой.
... – Выгребай, давай, - выгребай землю, - подрывай и выгребай, - отсюда, отсюда, - он показывл на подвенечный брус лестницы ведущей на террасу флигеля. – Работник весте с рыхлой землей извлек из-под деревяшки неопрятного вида сверток.
- Вот вам и объясненние всей этой истории с молоком и сметаной – ведьма тута погуляла или ведьмак. Тут тебе и седые волосы с подмышек упокойника, и ленточка для обвязывания его рук. А в этом вот узелочке, готов спорить, остриженные ногти и опять же мертвяка – эх, народ! И что ж я вам всем так помешал, - Ружинский сплюнул. Я ж говорил что тут и без святой инквизиции можно разобраться. – Кавалер Боплан намазал поверх каймака меду и с наслажденем откусил.- М-м-м! произнес он на это раз вслух.
брешет падлюка – как по-писаному, ей-Богу, как буд-то взаправду, все о чем он брешет с ним приключилось. Уж мы его пытались подловить - где там – врет и не кривится. И всегда точка в точку. Как по писанному чешет зараза, - восхищенно повторил Ружинский, видимо сам удивляясь – как это так человек столько раз врал, и ни разу не заврался.
- Да вот и он! - Ну, Лебидь, – сказал он подошедшему охотнику на уток, - вот тут мои вельмишановные гости жилают послухать твои враки. Давай сбреши нам чего-нибуль такое, как ты умеешь.
– Вы полагаете, кавалер? Ну да ладно – нам ли жить в печали, козаки! – Эй вы там, слуги, - повысил он голос – а кликните нам Лебидь-Юрчика – нехай он нас позабавит своей брехней. –И уже гостям: - Этот самый Юрчик, я вам доложу, ну такой пиздун, каких свет не видывал. И так гладко брешет падлюка – как по-писаному, ей-Богу, как буд-то взаправду, все о чем он брешет с ним приключилось. Уж мы его пытались подловить - где там – врет и не кривится. И всегда точка в точку. Как по писанному чешет зараза, - восхищенно повторил Ружинский, видимо сам удивляясь – как это так человек столько раз врал, и ни разу не заврался.
- Да вот и он! - Ну, Лебидь, – сказал он подошедшему охотнику на уток, - вот тут мои вельмишановные гости жилают послухать твои враки. Давай сбреши нам чего-нибудь этакое, как ты умеешь.
- Нехай слухают люди, если таковая ихняя воля, да только я никада не брешу, а завсегда говорю одну чистую правду. И о чем же вам ваша светлость охота слухать?
- А про красною песду, пожалуй, - усмехнулся Евстафий.
- Про красную так про красную.- Юрчик бросил в пыль своих селезней, тряхнул стриженной под горшок головой, завел горе очи, как буд-то припоминая и начал:
- Ясное дело, паны козаки, всякий человек, слухая другого человека, может засомневаться – и имеет он на то полное свое право. Я то же не всякому верю, так что очень даже всех вас понимаю. Знаю и про то, что вы на меня смотрите как на потешника-балакуна – смотрите на здоровье. – Хлопец беззлобно пожал плечами. - Да только, рассудите - врать мне никакого резону нету – мне вон селезней ощипывать надо пока они не прохололи, а не людЯм умные головы балачками морочить. Вот. Но из уважения, которое я имею до запорожцев, - он поклонился в сторону восседающих с непроницаемым видом козаков – и до всех других благородных панов, он по очереди мотнул челкой каждому из остальных присутствующих, я расскажу... А расскажу, я вам паны козаки, пожалуй, как я попал на Пороги. Потому, что сам я человек нездешний и как таковой нездешний и неприкаяный, мечтаю воротиться в свой родной дом, к моей доброй матушке. Может, кто-то из вас люди добрые, послушав, да поразмыслив хорошенечко, сделает мне помощь и я, через то его милосердие, вернусь, наконец, в мою рОдную хату .
- И где ж твой дом родной, Юра? – ласково переспросил говорящего гетман, поощряя приступить поскорее к брехне.
- Дом мой далеко-о-о в аж самой-самой Черной Руси, там где тикёт мно-о-ого- премного, - рассказчик развел руками - показал как много, - речек и главная от них река Неман.
- Ну а поточнее, Юра? – уже вполне серьезно переспросил Ружинский.
- Село наше Хортеж, , стоит там где в речку Щарь впадает речка Ведьма.
- А что за названия такие – что они значат, а, Юр? – распалял байкаря гетман. – Рассказчик укоризненно посмотрел на Евстафия – дескать, ну что же вы все не верите, да не верите: Хортеж, это от хортенИ – псовой охоты, - Щарь...
- Ну ясно, ясно – щарь - защаритысь - это по вашему, по литвински покраснеть, да и у нас так часто шутют: «Зашарилась девка, бо прознал жених, шо вона не целка». Ну это ладно пезди дальше!...
- А речка Ведьма – и того проще: у вас в пулУнощном Полесье все ведь там ведуны, да ведьмы, – пренебрежительно рек Белый.
- Много и таких, - кивнул юноша, - но не все. Мы с мамой никакие не ведуны – что положено ведать, ведаем – а так - живем себе от трудов своих и соседи наши, и соседи соседей тоже так живут. И тяжело нам прожить от трудов своих, а от того рады мы всякому приработку, всякой живой копейке. И когда угри проходят нашими левадами из Немана в Рось – тут нам и харч, и могарыч, и навар Уж мы их этих и жарим, и вялим, и коптими жарим, и вялим, и коптимЧего сами употребим, во славу Господа, а чего людЯм, то есть на продажу. И вот послала меня маменька промышлять угрей, которым тогда пришло самое что ни на есть время. Ну взял я корзинку, плетеную побольше и пошел благословясь да перекрестясь.- Речки Щерь? – уточнил гетман.
- Щерь, - кивнул рассказчик и продолжил. - Иду, значит, и вижу ползет по капусте угорь, да такой огромный, что лошадина голяшка, или рука одного от панычей Баландиных и те тоньше.
- Которого из нас? – в один голос преспросили браты-бунчужные.
- Да хоть какого, - заверил рассказчик, а бунчужные позакатали рукава своих свиток и стали прикидывать, что ж за рыба такая попалась на глаза Юрчику, и вправду ли ихние руки толщиною в лошадиную ногу, или тот приврал. А Юрчик продолжил: - Я ж, понимаете, опасаюся - этакое чудище в руки взять – он же ж, гад, в три сажени и быстро-быстро бегит по капусте. И нету у меня под рукой ни сучка, ни дрючка. - Вдарил я его по голове корзинкой, но ему хоть бы шо – только осерчало на меня животное это - зашипело: щ-щ-щ, щ-щ-щ. – Мне и боязно, конешно, и страсть как словить эту чуду-юду охота.
- Брехня-я-я! – Разочаровано протянул Самийла.
- Брехня-я-я! – Поддержал товарища Семен.
- Дохожу я до того места где в Щерицу нашу впадает речка Ведьма, -между тем уверенно вел свой рассказ Лебидь. - И тут он к берегу, к берегу этот рыбозмей поддает, и я его давай опять ну чем попало – и корзинкой лупасить, и ногами пинать, а у самого одна мыслишка: - «только б не убег, только б не убег!» – И вот вижу я, паны козаки, - хоть он огромен, и силен, а и стал все же уставать от этих моих побоев – Ага - по капусте ерзать, это ему не в речке пырнать. Возликовал я – моя берет! Воздал хвалу Господу
- - Брехня-я-я! – снова сказал Самийла.
- Брехня-я-я! – сказал Семен.
- Воздал я хвалу Господу, - с нажимом повторил Юрий, и стал в угря швырять капустными кочанами – чтоб уж совсем оглоушить. Срываю и швыряю, срываю и швыряю – на тебе, на тебе! Тут он совсем приуныл – давай стонать да попискивать, а я его кочанами знай охаживаю – по голове, по хвосту, по пузу. И вот нагнулся я - сорвать кочан побольше да поувесистее, ухватил его, а то не качан, а кротова голова, крупная, покрупнее будет чем это... гм, - чем бошки у панов Баландиных и не слепая та голова а наоборот очень даже зрячая и по бокам той бОшки ухи строчать, заметьте с сережкам. Торчит эта голова из капустной грядки – а туловище в земле закопанное. И я паны козаки, за ухи, значит, ее держу, эту голову, а голова на меня смотрит – дескать: ну и?
- И что ж ты, Юрок? – врадчиво поитересовался Ружинский.
- Я сказал голове: Простите, заради Бога, госпожа голова .
- Брехн-я-я-я! - Брехня-я-я-я! – опять воскликнули козаки, но уже не столь уверенно, да и относилось это уже, похоже, не к правдивости рассказанного, а к стому что Юрчик полез к этой башке с извинениями.
- Расказчик пожал плечами – дескать - что ж не верите - как вам угодно, паны-козаки! - Продолжил:
- И вота, эта самая голова, покрутилася- покрутилася и выле-е-е-зла из земли – кто ж вы думаете, паны козакИ? – Баба! И у бабы той все что од верхА до рамен - кротовье, что и ниже - бабское. Я и забыл думать про своего угря, а эта из грядки которая - ох и здорова-а-а- а! Рамена как ... – рассказчик запнулся подыскивая подходящее сравнение.
- Как у нас с браткой? – робко подал голос один из Баландиных.
- Та где там, - снисходительно махнул рукой литвин – у ней в два, не - в три разА ширше! И песда у нее красная как...
- ...носы у нас с братом!.. - произнес потрясенно другой Баландин.
- Не, - решительно возразил байкарь, - краснее, много краснее, - как маков цвет, как утренняя заря! 

-          Брехня? Что скажешь товарисч? – вопросительно буркнул Самийло, пнул локтем товарища, но Семен отмолчался.
- И тогда сказал я этой кротобабе: - торжествуя повел дальше рассказчик - «Звиняйте, заради Бога, госпожа, не знаю как вас зовут, - никак не ожидал, что вы тута в капусте отпочивать изволите, - залезайте пожалуйста назад у свою грядку, а я побег свово угрика доубивать.
- Да пока ты извинялся его и след-то поди простыл, угря твово! – разочарованно ударил ладонями по коленям Самийло.
- Та шо там извиняться – всего-то делов: сказался, поклонился и побёг! Ну!– Нетерпеливо дернулся Семен. – Давай рассказывай – чего дальше то было.
- А дальше... – Юрчик вздохнул, - она меня как вдарит промеж ушей эта кротосучища, и я в небо вж-ж-ж-ж, - слушатели проводили глазами его взмывшую в небо ладонь.
- И?!
- И?!
-И?! – воскликнули пораженные и восхищенные слушатели.
- И?Ну! Не томи!- не удержался и уже неоднократно слышавший байку гетман.
- А там в небе черногуз пролетал – он мне в темечко дзёбом – ту-дук!
- Больно?! – в один голос воскликнули все слушатели и с ними гетман.
- А то!- почему-то, обиженно подтвердил рассказчик. – У меня аж в глазах потемнело с непривычки. И я вниз а-а-а-н-н-н-н!.. – Все опять проследили за ушедшей вниз ладонью Юрчика.
- А там внизу опять эта самая бабища красна песдища! – В ужасе закатил глаза один из братов Баландиных.
- И ты, братуха, поново прямиком до ней у лапы! – со слезами в голосе воскликнул второй Баландин.
- А то! Так носом и угодил в самое что ни на есть красное ее это место! – еще больше обижаясь сплюнул рассказчик. –
- Па-а-а-анюхал, значит аленький цветочек! – заржал Билый, а братья Баландины одновременно издали звук по которому можно было понять, что они подавили рвоту.
-
- И она?... – Гетман зная концовку байки все же хотел чтоб Юра поскорее добрался до финала однако же и не пренебрегая подробностями.
- Она меня, эта сучища здоровая, так о, - он показал как именно, – на попа на грядке меж капустными качанами поставила, по щекам легонечко так поляскала, шоб очухался, а когда я оклемался и говорит: «Вот будет тебе, Юрчик, теперя наука, чтоб тебе больше не повадно было моих угрей, моих женихов желанных, обижать!» - И как вдарит мной о земь – я в землю и вошел аж по тити-мити, а она ищё меня по темечку, куда черногуз меня только-только долбанул – хря-я-я-сь! – Баландины в ужасе отшатнулись. – Тут я провалился видно в ее нору, и кубарем по той норе покатился. Долго катился – пока не сомлел. - А очнулся – лежу надо мной, небо –и превсеприятнейший лик пана Ружинского. И его светлость спрашивает меня…
– Его светлость спрашивает тебя, кто ты, откуда и как тебя зову, - скороговоркой закончил за Юрчика байку Евстафий. – Ну добре, Лебидь – иди уже до себя, спасибо что поразвлек панов козаков. Иди обдирай своих селезней и скажи там коморному, что я велел отсыпать тебе меру жита.
- Дастиш фантастик! – Без особого воодушевления прокомментировал рассказ охотника Боплан и промокнул губы рушником. Мед, каймак , хлеб и днепровский воздух превосходное сочетание, я вам скажу.
- Меньгеде зур оста! Бица ошады! (привоходный рассказчи, мне понравилось )  

-          Ну что же паны-добродии, гетман обвел насмешливым взглядом притихших козаков. – Наслушалися вы, побрехенек?
- Ясное дело – все это брехня! – тряхнул головой выходя из транса Семен.
- Ну врет человек со знанием. – Задумчиво поковырял в носу Самийла. Оно конеч-чно враки… - но враки со смыслом!
- Ну враки так враки. – Евстафий встал и по деловому, сухо: - панов запорожцев прошу до моей хаты. – И зашагал широко по спорышу – к дому и за ним Семен с Самийлой – а остальные – кто куда пошел, и если, случайно, кому-то небезразлично, куда пошли и чем же все же занялись благородные иноземные гости гетмана, могу этому небезразличному читателю доложить, что по некоторым не вполне достоверным данным, - татарин отправился подглядывать за ключницей, которая уединившись в своем будуаре, по своему прохаживалась по хате с тросточкой, напевая канцонетту Скарлати. Должен предупредить что на некоторых отдаленных хуторах затерявшихся в степи между Августиновкой и Башмачкой, бытует поверье, что Глафира в тот день отнюдь не пела, не прохаживалась с тросточкой, что она в то утро читала и перечитывала Декамерона Но большинство сходятся на том что, все-таки пела и прохаживалась с тросточкой. Боплан же, поговаривают днепровские лоцманы, предложил одной такой себе татарочке Хысе серебряный сантим, если она наловит рыбы, как она это умеет, то есть: « ...хвать зубками сазанчика, хвать линька – вы такая ловкая Хыся – это что-то! Вам не холодно? Вы совсем-совсем голенькая... - Да-а-с! - Сто лет не была нужна французу та рыба, придумано же недурственно... Развлечения были тогда в просвещенном французском королевстве - детские. если не сказать глупые... Но все это предания, легенды, домыслы, я же придерживаюсь мнения, что правда, как и свежесть осетрины не может быть правдой наполовину – не то выйдет у нам не правдивое повествование, а полнейшая чепуха. То есть нечто такое, про что один мой, увы, уже давно покойный товарищ говаривал: «Хой его знает, что оно такой, товарищ майор, может оно и люминевое!». Я, признаться, не так категоричен, мой читатель! – Что-то в рассказах о Ружинском и его друзьях чистая правда, а что-то, скорее всего, плод народной фантазии. - Что ж, исходив пешком оба берега Днепра от Кодака до Кичкаса, выслушав сотни и сотни рассказов о неслыханной славе и загадочном конце гетмана Евстафия Ружинского я оставляю за собой право излагать разрозненные и противоречивые предания старины в том контексте какой мне представляется уместным и расставляя события в последовательности которая мне кажется логичной и правдоподобной. 

.
<img src="http://img1.liveinte>rnet.ruimages/attach/c/1>/54/555/54555578_semen_i>_ego_z